Этические принципы современной науки
Дж. Э. Муром выделял два основных принципа этической системы. Первый можно назвать натуралистическим, второй – метафизическим. Во всех натуралистических этических учениях добро рассматривается как нечто, что может соотноситься с природными вещами. Метафизические моральные системы отличаются от натуралистических тем, что добро понимается в них как внеприродный феномен, существующий вне пространства и времени. В терминах кантовской философии эта мысль может быть выражена следующим образом: этические сущности трансцендентны миру вещей.
Но дихотомия натуралистического и метафизического способов понимания сущности человеческого поступка сохраняется и после открытия деятельностного подхода. Возникает вопрос о том, являются ли этические нормы формальными, или они должны быть содержательными. На первый взгляд вопрос кажется абсурдным: ведь норма должна мыслиться как формальная по определению. Однако в XIX столетии сразу несколько философских течений осуществили своеобразную атаку на идею и статус формального как такового. Формальной логике была противопоставлена диалектическая, формальному праву — фактическое. Как отмечал Вебер, «...с пробуждением интереса к истории в нашей науке утвердилось сочетание этического эволюционизма с историческим релятивизмом, которое поставило перед собой цель лишить этические нормы их формального характера».
В итоге социологический способ рассмотрения придает совершенно иной смысл понятиям этики и морали. Они по-прежнему содержат нечто возвышающее человека, утверждая его в качестве нравственного существа. Но теперь уже главенствующее значение приобретает не благо как таковое, а человеческая способность действовать в соответствии со своим представлением о благе. Ибо эта способность позволяет ему не только действовать, но и взаимодействовать.
Веберовское разделение человеческих действий на целераци-ональные и ценностнорациональные стратегически ориентировано на сохранение элементов этики. Досоциологический дискурс Канта о телеологической способности суждения и внесоциологи-ческое учение неокантианцев о ценностях создали основу для этого разделения.
В последние десятилетия все более активными становятся попытки возрождения этического дискурса в том же виде, в котором он существовал до признания общества реальностью. Французский философ П. Рикер задается вопросом о возможности идентификации субъекта действия именно как могущего (sujet capable). Процедура идентифицирования последнего затрудняется тем обстоятельством, что субъект оценивается при помощи высших эталонов, позволяющих оценивать степень успешности индивидуальной деятельности.
Рикер вслед за Ж. М. Ферри вводит понятие «порядок признания», обозначая им важную составляющую механизма взаимодействия личности и социальной структуры. Он проводит аналогию между письмом и порядком признания, считая что «также, как письмо устанавливает разрыв между «ты» дружеского отношения и «третьим» неограниченной коммуникации, социальные системы различного порядка вклиниваются между отдельными действиями тех или иных агентов»1.
Применяемый здесь герменевтический подход к идентификации субъекта призван, по мнению автора, преодолеть последствия одностороннего социологического теоретизирования. Ведь вывернутый вовне актор никак не может мыслиться волящим или могущим, а значит, и входить в этическое рассмотрение. Даже изучающая человека «изнутри» психологическая наука не оказывается ни на шаг ближе к такому субъекту.
Вопрос об этической или моральной идентичности превращается в герменевтической перспективе в вопрос об идентичности повествовательной. Не «Что?», не «Почему?», а «Кто?» есть вопрос, направленный на идентификацию. В противном случае мы бы вели речь об описании или об объяснении. Таким образом, этический человек возвращается через язык, речь и текст. Его способность говорить и рассказывать превращают его из актора в автора, во владельца собственной биографии.
Итак, идея этики способна сосуществовать с понятием сопи альной реальности. Но вот насколько при этом данное понятие сохраняет свое прежнее содержание — вопрос, нуждающийся в отдельном рассмотрении. Ведь при возврате к классическим этическим смыслам и образам происходит определенная трансформация всех объектов, хотя бы минимальную степень соотнесенности (т. е. соизмеримости) с которыми призвана гарантировать новая теоретическая конструкция. Понятия социальных институтов и организаций, изначально вводимые для описания действий акторов, теперь должны объяснять поступки волящего и могущего субъекта. Другими словами, этим объектам необходимо дать новое аналитическое определение с тем, чтобы придать им новые операциональные возможности. Без такой ревизии сама возможность их «встречи» с вновь вводимым объектом в пространстве социального теоретизирования окажется маловероятной.
Морально-этическое измерение социальной реальности в современной теории общества разрабатывалось различными путями. Необходимость его поиска осознали многие исследователи второй половины XX столетия. В концентрированном виде его идею выразил американский философ Дж. Ролз: «Справедливость — это первая добродетель общественных институтов, точно так же, как истина — первая добродетель систем мысли»1. Это чрезвычайно глубокое сравнение действительно создает определенные условия для встречи этического дискурса и общества, понятого в качестве реальности.